Ф. Е. Райналь
КРУШЕНИЕ ШХУНЫ ГРАФТОН
20 МЕСЯЦЕВ ОДИНОЧНОГО ПРЕБЫВАНИЯ НА РИФАХ АУКЛАНДСКИХ ОСТРОВОВ
Ф. Е. Райналь
МОЕЙ МАТЕРИ
Милая и нежная матушка!
Скоро год, как ты не считаешь меня на этом свете, ты жила все это время в слезах, в горести, будучи лишена детей — ибо я твой первенец, которого не отняла у тебя смерть; ты влачила последние дни, как тяжкое бремя.
Утешься, мать, отри свои слезы, сними траурную одежду. Бог услышал твои молитвы и сжалился над нами. Вопреки всякими надеждами, сын твой возвратился.
Ты знаешь всю силу моей сыновней любви; но, как бы она велика ни была, ее невозможно сравнить с твоею материнскою любовью, с этою глубокою нежностью, с этою нужною преданностью, с этим безграничным самоотвержением, что все вместе кажется мне чем-то божественным.
И я рисковал покинуть тебя более нежели на двадцать лет! Я мог положить между нами пропасть, почти четверть столетия и тысячи миль! И зачем? Чтоб искать счастья и приключений!
Знай, однако ж, во всяком случае, когда вдали, в огромной дали от тебя, отчаяние готово было овладеть моею душою, ты всегда была моим ангелом-хранителем; мне казалось, я видел твой взгляд, вместе твердый и нежный, устремленный на меня; я слышал твой голос, который говорил мне: „Будь отважен, сын мой, не унывай, будь человеком!“ И мое уныние проходило, и я чувствовал, как возрождалась отвага.
Книга эта заключает в себе простой и правдивый рассказ последнего пройденного мною испытания, испытания ужасного, в котором, казалось, я должен был пасть, но из которого чудом божественного милосердия я вышел победителем. Кому же я посвящу ее, как не тебе?
Рейналь.
ВВЕДЕНИЕ
Если приключения, сходные с приключениями Александра Селькирка, прославленного Даниелем Фоэ, под именем Робинзона Крузоэ, кораблекрушение на берегах пустынного острова, пребывание около двадцати месяцев с несколькими товарищами на этой необитаемой скале, необходимость, в которую мы были поставлены сами удовлетворять всем своим нуждам, создавать себе все ресурсы, защищаться от суровости климата, построив себе дом и сшив одежду, от голода занимаясь охотою и рыболовством, установить между собою иерархию, полицию для поддержания порядка и мира, т. е. начать вновь цивилизацию при самых трудных условиях, наконец счастливое освобождение, обязанное не случаю, но твердой воле и настойчивым усилиям; если подобные факты кажутся читателю способными возбудить любопытство и интерес, мне нет надобности долго оправдываться в том, что я взялся за перо с целью описать все это.
Мне кажется, что невозможно читать мой рассказ, не чувствуя живее счастья жить на своей родине, среди соотечественников, близ родных и друзей, не наслаждаясь сильнее и с большею признательностью неоцененными благодеяниями, которые расточают нам общество и цивилизация. Если так, — я буду иметь удовольствие думать, что книга моя принесет какую-нибудь пользу.
Прежде необходимо однако ж рассказать читателю — вследствие каких обстоятельств я оставили родину и семейство и какие приключения, уже не совсем обыкновенные, предшествовали великому испытанно, оставившему в моей жизни неизгладимые следы и о котором я не могу подумать без глубокого волнения, без трепета всего моего существа.
Я в этом случае буду краток по возможности, позволяя впрочем себе останавливаться на некоторых особенностях, занимающих очень важное место в моих воспоминаниях, и которые может быть не будут лишены интереса.
Я родился в Люассаке в департаменте Тарны и Гаронны. Едва я достиг четырнадцатого года, как нечаянный оборот счастья изменил положение моих родителей: за довольством, которыми они пользовались, вдруг наступила бедность. Несчастье это было тем тяжелее для них, что в один миг разрушило все предположения их о будущности детей.
С живейшим прискорбием я принужден был оставить монтобанскую коллегию, ибо я уже начинал понимать необходимость образования для того, кто желает пробить себе дорогу в свете. Брата и сестру тоже взяли из пансионов, но они были очень малы, чтоб беспокоиться о печальных последствиях поразившего нас бедствия.
Отец мой, в молодости изучавший правоведение и готовившийся вступить в адвокатуру, мог, благодаря небольшому состоянию, обойтись без этого занятия, живя с скромною простотою в своем уединении. Но для него настало время отказаться от спокойствия и заняться производительною работою: он решился переехать в Бордо, где ему было легче, нежели в маленьком городке, прилагать свою полезную деятельность. Мать моя, женщина необыкновенно твердого характера, подавала нам всем пример смирения и отваги.
Жизнь, исполненная борьбы и лишений, которую вели мои родители, вдохнула в меня пламенное желание помогать им. Моею постоянною заботою было облегчить их бремя в настоящем и устроить их состояние в будущем. Для достижения этого я видел одно только средство: сделаться моряком и искать в чужих странах, а если нужно и на конце света источников, которых не могла мн предоставить Франция. Я слышал о людях, которые, уехав подобным образом, возвращались богатыми или по крайней мере с большими средствами. Почему же мне не суждено подобное счастье? Может быть, эта мысль улыбалась мне тем более от того, что в течение нескольких лет, при чтении известных книг, во мне возникла пламенная страсть к путешествиям и приключениям.
Родители не противились моему намерению, которое я не переставал им выставлять в самом выгодном свете, и решено было, что я отправлюсь в качестве юнги на трехмачтовом корабле в четыреста тонн "Виржини и Габриель", отправлявшемся в Индию под начальством капитана Локоя, одного из друзей моего отца. Превосходный этот человек обещал заботиться обо мне, наставлять меня на избранном мною поприще, и никогда обещание не было сдержано с боле усердною верностью. Капитан Локой сделался лучшими моими другом, и воспоминание о нем никогда не изгладится из моего сердца.
Я сел на корабль вечером 23 декабря 1844 года. Какое число! какая минута! Прощаться с нежно-любимыми родителями, вырваться из их объятий, броситься в них опять, чтоб вырваться снова и убежать, потом через несколько минут остаться одному в темноте на палубе корабля, снимающегося с якоря, чувствовать как он тронулся, удаляется от земли и уносит вас в неведомую даль… Нет, подобные чувства не описывают.
Рассвет укрепил мое сердце. Корабль шел по восьми
