Эмиль Бернар
Поль Сезанн, его неизданные письма и воспоминания о нем
© ИП Воробьёв В.А.
© ООО ИД «СОЮЗ»
WWW.SOYUZ.RU
К русскому изданию
«Воспоминания о Сезанне» Эмиля Бернара были напечатаны в 1907 году в октябрьских выпусках журнала «Mercure de France» (№№ 247 и 248). В русском издании добавлены только семь фотографий его картин.
Недолговременное знакомство с Сезанном не могло доставить автору много эпизодического материала, и вот почему «Воспоминания» так невелики по объему. Но не размеры книги определяют ее ценность. Трудно так много сказать о человеке, так ярко описать его личность, как это удалось сделать Бернару на немногих страницах, и причина этому не искусство, составителя биографий, а непосредственное понимание творений Сезанна, глубокое проникновение в них и искреннее, никем и ничем не навеянное преклонение перед ним, о чем свидетельствует каждая страница «Воспоминаний».
Не даром книга Бернара является важным источником для понимания и оценки произведений Сезанна. Но еще более ценно в этой книге то, что идет непосредственно от самого Сезанна: его письма. То, что говорится в них о живописи, больше всего будет интересно художникам и, быть может, вполне понятно только им одним. Но в мыслях Сезанна содержится нечто большее. В них отражается мировоззрение человека, творения которого произвели переворот в культуре.
Сезанн, требовавший, чтобы художник был простым, искренним работником, искавший истину в познании и передаче природы, размышлявший о жизни с кистью в руке. Сезанн стал великим новатором, изобретателем новых путей в искусстве потому, что он был великим по искренности и убежденности человеком. Его судьба есть судьба всякого новатора, всякого проповедника. Она еще раз подтверждает, что искание истины есть борьба с косностью и ложью, и что эта борьба есть подвиг. Разве не подвиг вся жизнь Сезанна, его уединение, работа с утра до ночи, его суровая непреклонность в отстаивании своих принципов, его страдания вследствие общего отказа понять его честные искания и полного одиночества, и, наконец, смерть с кистью в руке? Когда читаешь «Воспоминания» Бернара, невольно думаешь о святом аскете, об основателе религиозной секты. Искания и творения Сезанна принадлежат искусству. Но человек духа отодвигает в нем на второй план художника-специалиста. Вот почему его имя достойно стать в ряду имен великих борцов за истину, и в его жизни не художник только, но всякий найдет для себя глубокий и поучительный смысл
Д.K.
Двадцать лет я был горячим почитателем Поля Сезанна. В то время, как непонимание, злорадство и зависть окружали враждебным смехом или упорным молчанием произведения Сезанна, я со страстью защищал и истолковывал его редкие тогда картины. Их можно было видеть лишь в лавочке улицы Клозель в Париже. Я никак не ожидал того огромного успеха, который с недавних пор вызвал особый интерес даже к самым незначительным полотнам Сезанна. Я помню, как возмущался молчанием критики, презрением друзей и невежеством художников – его современников. Теперь все переменилось. Маленькая заметка, помещенная мною в «Hommes d'aujourd'hui» в 1889 году была одним из первых проявлений благоговения к моему учителю и вдохновителю моих первых шагов. Теперь эта заметка мне кажется совсем малым воздаянием художнику, влияние которого сделалось таким многообразным и распространенным. Очень трудно было тогда увидеть картины Сезанна, а сам он казался уже совсем недосягаемым, затерянным где-то далеко в золотой пыли южного солнца-в Эксе. Все, что знали о Сезанне было рассказано стариком Танги добрым и благородным бретонцем, картинная лавка которого была единственным пристанищем живописи будущего в те времена, увы, так быстро отошедшие в прошлое.
Я, страстный ученик Сезанна, так горячо чувствовал его величие и превосходство, что и в мыслях не решился предстать перед ним со своей скромной фигурой и невежеством. Моей постоянной мечтой было только продолжать его работу. Восхищение Сезанном лишало меня терпимости ко всем другим современным течениям, и я всегда с особой гордостью буду называть его своим первым вдохновителем. Только двадцать лет спустя в 1904 году, возвращаясь из Египта, думая остановиться на короткое время в Марселе, я вспомнил о близости Экса и отправился туда в восторге, что наконец исполню давнишнее желание, которому так долго мешала моя скромность и – скрывать нечего – бедность.
Сезанн уже умер, а я, его ученик, в летах. Приближаясь к сороковому году жизни, утомленный исканиями более совершенных путей в искусстве, я не чувствую себя таким новичком и не так наивно верю в то, чем я прежде восхищался. Теперь я верю в искусство преемственное, полное и законченное, а не ограничивающееся одними только интересными исканиями. Я требую жизни и передачи правды (réalisation du vrai), потому что недаром я видел Микель-Анджело, Рафаэля, Тициана, Рубенса и Рембрандта во всем величии их творений, и знаю, что искусство есть подражание природе путем вымысла.
Я знаю, что только в самой жизни скрыта душа, что все теории, все отвлеченности постепенно, медленно, но наверняка губят художника, как и ловкость руки в работе без вдохновения. Опираясь на непреложные методы, которые изначально составляли само искусство, я не доверяю парадоксам и игре ума, даже гениального; ибо они всегда являются новым приобретением, вносящим только разрушение в наследие отцов. «Передать в совершенстве то, что чувствуешь – в этом вся цель». («Realiser-tout est la»). Так говорил мне Сезанн, после того, как Италия, Фландрия и Испания меня в этом убедили. В самом деле, произведения ценятся не по своей задаче, а по своему выполнению. Моя цель не в том, чтобы здесь разобрать все созданное Сезанном, и не в том, чтобы произнести приговор за или против него, как увы нам часто приходится слышать от художников, достойных сожаления: нет, уважение к памяти старого учителя мне этого не позволяет. То, чем я восхищался в нем, его удивительным даром оригинальности, силой чувства общего, пением красок и высоким стилем, заставляют меня смотреть на Сезанна с восторгом, как на захватывающее душу явление. Я считаю себя в праве говорить лишь о влиянии работ Сезанна в тот момент, когда его уже признали, влиянии, в большинстве случаев искаженном. Я попытаюсь доказать, что большая часть подражателей не знала и не постигала мудрости художника, которого она считала своим учителем.
Эта ошибка в значительной мере была причиной того, что все, что в тенденции Сезанна было честного, обновляющего и благотворного пропало даром, и что еще хуже, она заставила думать,
