Рысюхин! Дюжину шампанского — и в школу не пойдём!
Глава 1
Первое октября встретили в гостиной нашей гостевой (уж простите за почти тавтологию) квартиры за завтраком, доставленным из дворцовой кухни. Ничего такого-эдакого, чтобы потом внукам хвастаться, блюда довольно таки простые, но не без вычурности, что в названиях, что в подаче. Те же блины — тоненькие, чуть ли не просвечивающиеся — были каждый сложены даже не конвертиком, а какой-то фигурой с завитушкой и каждый же украшен несколькими завитками даже не сметаны, а сметанного соуса, как было сказано в меню — «с соусами сметанными в ассортименте». И это простые блинчики, без начинки. Те, что с начинкой подавались отдельно, по два на тарелке, причём один обязательно надрезан, чтобы показать начинку. И к ним соусы шли в маленьких, буквально — на столовую ложку объёмом, хрустальных посудинках, похожих на мелкую и широкую рюмку на ножке. Поднапряг память и вспомнил — вроде бы такое называется «креманка», но могу и ошибаться.
Чай — простой, казалось бы, чай — вообще отдельный слуга вкатывал на отдельном столике с колёсами. Два чайника, которые назвал бы заварочными — с чаем чёрным и зелёным, плюс один пустой, должным образом подготовленный — если вдруг захотим какого-то иного, из имеющихся в выдвижных ящичках запасов, надо будет при случае попробовать, что за «красный» такой. Ещё упрятанный в войлочный чехол чайник с кипятком, кувшинчик с молоком, кувшинчик со сливками, две спиртовки на случай, если что-то нужно будет подогреть, то же молоко — и для этого две серебряных посудинки с длинными ручками. Сахар кусковой, колотый. Сахар-песок белый, отдельно — тростниковый. Мёд двух видов в креманках, четыре вида варенья и ещё что-то из оборудования, что я со своего места не разглядел, а ходить вокруг тележки и рассматривать счёл невместным. И при всём при этом, как уже упоминал — отдельный слуга, важный, как капитан парохода.
А ещё выпечка к чаю — уже не в тарелках, а в плетёной посуде, от корзинок до просто широких блюд. В общем, не слишком обильный завтрак на троих — а посуды и прочей фурнитуры, как после семейного обеда человек на семь-восемь. При таком подходе одних слуг и посудомоек, наверное, по батальону нужно. Как по мне — так слишком вычурно, настолько, что даже как-то давит, не даёт нормально получить удовольствие от еды. А названия я даже не пытался запомнить, хоть при помощи дедовой картотеки получилось бы, несмотря на то, что тут чуть ли не каждый блин отдельные имя и фамилию имеет, в зависимости от того, чем начинён или чем полит. И не лень же было кому-то придумывать, а остальным — учить!
Прорезался дед.
«Ты учти, что у всей этой банды — тоже у каждого — своё название и своё звание, а также своя внутренняя иерархия».
«Названия — ладно, горничная от кухарки отличается, здесь тоже можно, наверное, две-три специализации выделить. Но иерархия⁈»
«Пф! Тебе смешно — а у них всё серьёзно! В каком порядке входить в помещение или выходить, кто кому дверь придержать обязан, а кому — ни за что, кто за кем прислуживает. И не дай боги тебе ложечку для варенья подаст тот, кто к жене приставлен, или в этом случае приставлена, пусть ей и ближе, и удобнее, обида будет! И подозрение в попытке „подсидеть“ тоже».
«Откуда ты это всё знаешь? Или сам выдумал?»
«Книжек много читал. Ну, и наблюдательность кое-какая есть».
«Ну, спасибо Рысюхе — нас это вообще никак не касается и потому не интересно!»
«А вот тут ошибаешься. Если ты с просьбой или указанием не к тому, кому надо, обратишься — то поручение, скорее всего, выполнят, так или иначе, но к тебе относиться станут хуже. Будешь упорствовать в невежестве — могут и в суп плюнуть».
В конце завтрака, когда мы уже допивали чай, наш с дедом неспешный разговор прервали. В дверь постучали и, после разрешения войти, переданного через старшего над накрывавшей завтрак бригадой слуг, вошёл камер-курьер. Не тот же, что в Могилёв приезжал, но в такого же цвета и фасона мундире, хоть и с другими шнурами, в которых я, несмотря на все старания, бегло разбираться так и не научился. Нет, выучить — выучил, но к этому справочнику нужно было ещё обратиться и с его помощью всю эту узелковую письменность пошагово расшифровать, что требовало сосредоточится на задаче хотя бы секунд на пять-шесть. И ладно бы просто было — шнур серебряный или там шнур золотой. Нет, и такое имелось, в качестве основы, а потом довешивалось понятие «приборный металл», который, как и «приборный цвет», был свой у каждого гвардейского полка и у каждого рода войск! То есть, сначала нужно было по мундиру определить полковую или войсковую принадлежность встреченного офицера, потом вспомнить, какие там у них цвета и металлы, а уже исходя из этого корректировать базовую расшифровку всего макраме. В подавляющем большинстве случаев, как и сейчас, делать это всё было лень и бессмысленно.
— Господин барон Рысюхин? Ваша милость, Его Величество будет ждать вас в десять тридцать в малом Ясеневом кабинете с переданными вам вчера документами. В четверть одиннадцатого я прибуду, дабы сопроводить вас.
Курьер, или кто он там, попрощался коротким, одной головой выполняемым, гвардейским поклоном (тем самым, что «склоняем голову, но спины не гнём») и удалился. Вот же, зараза, какой этот пафос прилипчивый! И он «прибудет, дабы», а не просто придёт, и у меня уже он удаляется, а не уходит…
«Вот ты на шнуры злишься. А ведь в каждой сфере такого хватает, что со стороны выглядит блажью непонятной, а вот для вовлечённых в процесс…»
«Да ладно!»
«Скажи мне, в бродильном производстве, не считая молочки и хлебопечения, сколько видов дрожжей используется?»
«Ну, семнадцать[1], это если полезные, без паразитов, а что?»
«Ты их отличить можешь? А паразитов опознать? И как долго нужно возиться?»
«Зачем возиться? Там почти сразу понятно, куча признаков, начиная с того, что именно производится и из какого сырья».
«Вот и для них, придворных и лейб-гвардейцев, все эти выпушки с оторочками так же считываются на счёт раз, по косвенным признакам и прочим приметам».
«Ну ты, дед, и сравнил! У нас это на самом деле важно, для правильной организации работ, а цвет шнурка
