Усилитель 2. Мальчик и облако
Глава 1
Крым. Ливадия.
– Свет!!!! – его императорское высочество цесаревич Александр Владимирович с криком подскочил на кровати, и ударил рукой по подставке лампы, стоявшей на прикроватной тумбочке. Ночная лампа зажглась, но её мощности не хватало, чтобы прогнать тени из большой спальни цесаревича.
– Свет!!!! Больше света! Больше! – крикнул цесаревич, громко хлопнул в ладоши, и многоуровневая люстра под потолком осветила комнату, весело вспыхнув десятками ярких светодиодов.
Распахнулись двери и в комнату вкатились два гвардейца, дежурившие в гостиной; полусогнутые, они прикрывали друг друга, направляя взведённые пистолеты в углы комнаты и на плотно зашторенные окна, ища врагов.
Заглянув во все уголки и убедившись, что никого постороннего в спальне цесаревича нет, старший группы поднял забрало шлема и спросил: – Что случилось, Ваше императорское высочество?
– Кошмар. Мне приснился кошмар.
– Тревогу отбей, – старший группы кивнул напарнику и тот выскочил из комнаты, чтобы оповестить дежурную смену, что всё в порядке. Но не успел – топот тактической обуви дежурного расчёта по дубовому паркету был слышен уже невдалеке.
Цесаревич взял с подогревателя стакан в серебряном подстаканнике, жадно припал к нему и сделал несколько больших глотков тёплой воды. Обычно, проснувшись, он выпивал стакан подогретой воды, но сейчас подумал, что больше бы подошла холодная. Ледяная! Чтобы спазмом сводила горло и зубы, чтобы рывком прогнала сон и избавила от этого жуткого кошмара! Чтобы, только взяв в руки покрытый инеем стакан, через холод ощутить реальность этого, такого родного мира, и отделить реальность от сна, из которого он только что вынырнул.
Через несколько минут в гостиной появился майор Николай Осташев, который поздоровался, глубоко кивнув головой, и показал руками цесаревичу, чтобы он не начинал рассказ: – Тревожная кнопка сигнал передала автономно в дежурку и в Москву. Ваш папа, его императорское высочество Александр Владимирович подтвердил получение сигнала, он скоро выйдет на связь. Через две минуты прибудет дежурный врач; как все соберутся, сразу и расскажете, чтобы не повторяться несколько раз.
Наследник престола появился на экране плазмы даже немного раньше дежурного врача: – Доброе утро, сын. Приветствую, Николай Аркадьевич. Саш, с тобой всё нормально? Что произошло?
– Это был просто сон. Кошмар. Вначале всё было белое, яркое, до рези в глазах. А потом неожиданно появилась тьма, и она прыгнула на меня. И я ударил… Нет, вначале у меня мелькнула мысль: – Надо спасать! – и только потом я ударил.
– Тьма была материальна? Чем ты ударил? – задал вопрос наследник. – Огнём, водой, или каким-то оружием, которое было у тебя в руках?
– Не знаю. Просто тьма. Но я считал, что она очень опасна и кого-то надо спасать. А ударил… нет не силой, и не оружием, а чем-то таким… не знаю… сильным и необычным. Настолько необычным, что я даже не понимал, как я наношу удар. И мне самому стало настолько больно от этого удара, что я кричал от боли. И стало темно. И я проснулся, наверное, от своего крика. Или от боли. Или от страха, что тьма бросилась на меня.
– Сынок, ты скоро забудешь все подробности, со снами всегда так. Но сейчас, пока ещё помнишь, снова расскажи всё с самого начала и с максимальными подробностями.
– Всё было белое. Но я уже знал, что тьма рядом и становится всё ближе. Я или подумал, или понял, что не успеваю. Что-то не успеваю, что-то важное, но не знаю что. Я был растерян. Нет, скорее не растерян, а просто быстро перебирал варианты, выискивая лучший и не знал, на каком лучше остановиться, что использовать, так как времени совсем не было. Но я знал, что надо спасать… маленьких. Да, эта мысль мелькнула: «Спасать маленьких!». Людей, наверное; может, детей? И тогда я что-то прокричал, громко, изо всех сил, и вытянул руки и ударил чем-то по тьме. И тьма бросилась на меня. Стало темно. А падая, я подумал, что снова умираю…
– Снова? – задумчиво спросил наследник.
– Да, эта мысль была точно: умираю снова. Но это же сон, может, я просто не помню начало, а может, начала и не было вовсе, сны часто бывают неожиданными, без начала и конца, не имея переходов и взаимосвязи между эпизодами.
– Тебе было страшно?
– Да, было. Но это был такой страх, сильный, но не парализующий, а … деятельный. Я знал, что убегать нельзя, потому что нужно спасать «маленьких». Видимо, эти, «маленькие», были где-то поблизости, и их нужно было защитить, а я был для них охранником или это мог сделать только я. Было страшно, но я перебирал какие-то варианты защиты и понимал, что не успеваю ничего. И тогда я ударил… чем-то… и от этого удара мне самому было больно, настолько, что я даже стал выгибаться от боли. И я что-то кричал. И кричал от боли. Последняя мысль как раз была о том, что я снова умираю. И я проснулся.
Цесаревич ещё несколько минут пытался вспомнить какие-нибудь подробности, но не преуспел: сон и в самом деле быстро таял, растворяясь в сознании, расплываясь в звуках, запахах и свете раннего утра, тихих шагах караула в гостиной, шелесте штор от приоткрытой форточки, негромких криках птиц за окном, пока от него не остались лишь те слова, что уже сказал цесаревич и улетучивавшееся состояние смеси из боли и страха, от которого он проснулся.
Порасспрашивав ещё немного сына, наследник обратился к императорскому медику: – Иван Фёдорович, Вы какие-то выводы сделали?
Иван Гангов задумчиво кивнул головой: – Я ещё с психологом обговорю. Но, думаю, что это обычный сон; к сожалению, кошмары снятся почти всем. Цесаревич активно готовится к государственной деятельности, изучает историю; он понимает, что на него ляжет ответственность за империю и её граждан, и на фоне почти постоянных военных конфликтов в его сознании могло созреть это противопоставление сил света и сил тьмы. Так что, может быть, этот сон – всего лишь реакция на информацию, получаемую в процессе жизнедеятельности. Это часть нормальности, так психика устроена, у каждого человека это индивидуально и предсказать конкретный ответ организма на вызовы зачастую невозможно. Кроме того, на
